Дорога, ведущая к башне

Башня. Я стоял сегодня у окна и опять увидел ее. Оттуда я видел ее впервые. Да, и бывал-то я там редко. Лишь дважды до этого. Она торчала из-за домов. Я даже не сразу ее заметил. И сердце сжалось. На меня накатило все, что было связано с ней. Я опять почувствовал себя где-то рядом с ней. Нет, не в непосредственной близи, но где-то гораздо ближе, чем здесь. Я даже знаю где. Я был там много раз. Пальцев сотни рук, быть может, не хватит, чтобы сосчитать, сколько раз я был там. Я видел ее, когда приезжал, видел, когда был там, когда спускался вниз, а точнее был на подступах к спуску. Я шел, и перед моими глазами была она. Черная на фоне серого неба. Иногда ее совсем не было видно. Она как будто растворялась в воздухе. То весеннем, то летнем, то осеннем, то зимнем. Иногда от нее лишь шел свет. Свет прожекторов, неподвижно уткнувшихся в… не в небо. Тогда неба не было. Это были облака, границ которых не существовало. Но облака эти были скорее похожи на туман. Да черт его знает, во что упирались взглядами эти чертовы фонари. Но я знаю, кому они светили. Я шел. Шел почти всегда в одном направлении. Домой. Хотя башня меня преследовала не только там. Она ловила и не отпускала мой взгляд почти везде, откуда ее только было видно. И вот я стою и пялюсь на нее опять. Время тикает против меня. Но все в моей голове летит с такой скоростью, что сердце сжимается все больше, будто пытаясь уменьшится, чтобы лететь еще быстрее через туманные очертания воспоминаний.

Я оторвал взгляд. Окружающие могли бы меня счесть просто дураком, если бы я так и продолжал стоять, вперившись в нее глазами. Да и сердце не могло столько сжиматься, итак уже продемонстрировав мне, что оно у меня скорее резиновое, чем живое.

Но башня завладела мной. Теперь она преследовала меня весь день. Она шла за мной по пятам, пока не забралась целиком в мой дом вместе со мной. Башня…

Я помню, как выглядит она там, у дороги, почти там же, откуда видел я ее сегодня. Дома расступаются для нее, оставляя ощущение, что та дорога, которая проложила себе путь между ними идет прямо до нее. Нет ничего. Только дорога, ведущая к башне.

А впервые я, наверно, обратил на нее внимание тогда, 2 года назад. Я был так удивлен тем, что она так близка. А чего удивительного? Самая большая башня всей округи-то точно. Она торчала, как спичка. Просто как спичка. Я и подумать не мог, что скоро она из спички превратится, скорее, в карандаш и будет маячить перед моими глазами еще уйму времени. Только сейчас я понимаю, что не видел ее уже давно.

А тогда… тогда дорога оказалась короткой. Нужно было только спуститься под землю, провести там полчаса и вот она уже рядом! Да, тогда мне было не до нее, но… Тогда я впервые пошел по направлению к ней. Это был не самый точный ориентир, зато самый заметный. И я шел, глазея на ее столб огней в темном небе. Было темно и холодно, но я этого не замечал, ведь всегда можно было поднять глаза и убедиться, что башня все еще рядом, значит я иду в правильном направлении.

А потом я часто стоял у окна, у того самого окна, у того самого-самого окна, откуда ее было видно лучше всего. Нет, окно не было высоко над землей, но почему-то именно оттуда башню было видно лучше всего.

Были там еще дороги. Удивительно прямые утопающие в зелени летом дороги, неторопливо стелющиеся по холмам. Там редко ходили машины. По крайней мере, я их почти не видел. А может, просто плохо смотрел? Зато там ходили люди, но, по-моему, они не видели этих восхитительных улиц, так бережно, старательно, тщательно вычерченных на этом клочочке земли. Если идти прямо и никуда не сворачивать, то неизбежно можно было попасть в лес. Это был совсем не лес, но я всегда его называл так, попадая в сетку разлинованных на земле дорожек и тропок, которые не были очень-то гостеприимными и в сухую погоду, а после дождя становились вовсе несносными хозяевами.

А еще там были дома. Они росли вместе со мной. Я знаю это наверняка. Сначала это были просто два жалких обрубка, нелепо торчавших из земли, куда их забили неизвестные мне люди еще до моего появления. А потом они стали расти. Помню, однажды я выглянул в то же окно, откуда была видна башня, и увидел дома. Они выпрямились и уже стояли в полный рост, пугая окрестности своим безликим серым бетоном. Их суровый цвет и тяжелая осанка наводили ужас на окрестности в свете вечерних зарниц. Но никто, по-моему, не замечал их, кроме меня. Они были похожи на башню. Такие же высокие и гордые. Им, наверно, тоже казалось, что они — самые большие и важные во всей округе. Но кто-то, наверно, увидел их так же, как я, и подумал: «А почему бы ни сделать их чуточку веселее?» И сделал. Вскоре я заметил, что по серым громадам стен медленно ползут вверх цветные улыбки. Белые, салатные, зеленые, фиолетовые. А еще спустя какое-то время их веселое настроение добралось до самой макушки и, наверно, свило там гнездо, потому что больше оттуда оно спускаться не собралось, так и оставив дома разукрашенными в какой-то странно-веселый цвет. Как будто кто-то решил пошутить, но шутка затянулась и вышла неудачной. Но все привыкли к этой шутке. Даже я. Только мне стало жаль. Жаль, что они выросли и стали совсем большими и самостоятельными. Жаль, что башня опять осталась стоять одна, как спичка в поле. А еще жаль, что я вырос вместе с домами. Им то что! Постоят себе на радость людям, а я…

И так мы опять остались с башней вдвоем…

Там еще было одно окно. Оно появилось позже, гораздо позже. Но оттуда, почему-то не было видно ничего, как я ни пытался. Хотя и окно было гораздо выше и ближе оно было…

Зимой и летом одним цветом. Знаете, что это? Нет, не елка, это башня. Время года меняло время года, а она так и стояла, и стояла, и стояла… И вот оба окна теперь закрыты для меня. Их заколотили. Наверно. Я просто не видел. Я давно не видел их. Время идет. А мне все кажется, что мне опять 17, и я опять впервые вижу эту чертову башню. Нет, не потому, что она плохая. Нет… просто она все еще стоит, а меня уже сломило. Так она перестояла многих. И нет ей дела ни до меня, ни до остальных. А я… я так и буду выхватывать ее взглядом издалека, проходя мимо той дороги, ведущей к башне, и сердце будет сжиматься и стучать, сжиматься и стучать, пока, наконец, не сожмется в ма-а-аленький шарик, который какой-нибудь карапуз ни возьмет и ни положит к себе в карман и ни принесет к тому окну, из которого так хорошо видно башню.

22 марта 2005